Шестая книга судьбы - Страница 23

Владелец креста — его звали Эрнст — забрал награду из рук долговязого.

— Выбирай оружие, Гейнц — говорили со всех сторон. — Раз тебя вызвали, это твое право.

— Друзья, погодите, я сбегаю в библиотеку за дуэльным уставом! — кричал рыжий худенький парнишка в короткой курточке и очках, стараясь привлечь внимание остальных.

— К черту устав! И так все ясно! Выбирай оружие, Гейнц!

— По правилам должно быть по два секунданта с каждой стороны, — не унимался рыжий, — при этом один из четверых — непременно медик, а один — богослов.

— Медиков у нас навалом, а вот где нынче сыскать богослова?

Вокруг них собралась уже целая толпа. Узнав, в чем дело, студенты подключались к общему гвалту. Вальтер несколько раз уговаривал Мартина не делать глупостей, но тот только молча смотрел на долговязого Гейнца и, казалось, был доволен своей выдумкой.

— У вас право выбрать тип клинка, — перешел он на «вы», обращаясь к своему врагу, — шпага, сабля или меч Я надеюсь, вы не опуститесь до учебной рапиры Выбирайте либо извиняйтесь при всех!

Гейнц внезапно вскипел и, ткнув пальцем в ближайших соседей, сказал:

— Вот мои секунданты. Я выбираю сабли. Пошли в Английский парк!

— Нет, так нельзя! — закричал рыжий. — Перед дуэлью противники должны провести ночь дома, сделать распоряжения и написать письма

На этот раз с ним согласились. Решено было встретиться завтра в семь часов утра в условленном месте огромного Английского парка, начинавшегося через два квартала от университета, сразу за Кенигенштрассе. Трое вызвались принести сабли своих отцов и братьев — одну про запас. Вальтеру Бюрену поручили позаботиться о перевязочных материалах и медикаментах, Эрнсту Грокнеру — тому, кто продавал Железный крест, — надлежало принести Библию и изображать студента-богослова. Всем прочим велели молчать о дуэли, чтобы утром на место события не сбежался весь университет.

— Мартин, ты хоть держал в руках саблю? — спрашивал Вальтер друга, когда они вышли на Людвигштрассе и направились к остановке автобуса. — Может, лучше отказаться? Ведь это не рапира. Пропустишь один удар, и все. Может, сообщить декану? По старым правилам на дуэли должен присутствовать декан.

— Не смей этого делать! Я должен проучить наглеца, и если он выбрал сабли, то сам об этом и пожалеет.

— Тогда поехали к Винсенту. У него есть кавалерийская сабля. Ты хоть потренируешься.

В шесть часов утра, что-то соврав родителям по поводу столь раннего ухода, Мартин вышел из дома.

Он уснул только под утро. Не то чтобы он сильно боялся за свою жизнь. Нет, внутренне он был готов к ужасной рубленой ране и даже к смерти. Больше всего он боялся стать посмешищем, сделать что-нибудь не так. Он понимал, что их дурацкая дуэль станет предметом широкого обсуждения и насмешек. Особенно если все кончится царапиной.

В его комнате на столе остался лежать запечатанный и неподписанный конверт. Если он вернется сегодня, то уничтожит его. Если же нет… Родители прочтут его последние слова: «Никто не смеет называть Железный крест барахлом».

«Наверное, следовало написать что-нибудь Мари и маме», — думал он, шагая по первым осенним листьям.

Несмотря на ранний час, народу в условленном месте было намного больше, чем вчера присутствовало при ссоре. Некоторые привели приятелей, а рыжий очкарик — даже двух подруг. Он притащил дуэльные уставы Геттингенского и Берлинского университетов и теперь зачитывал из них отрывки.

— Эй ты, умник, — обратился к нему Бюрен, — ты лучше скажи, это по правилам — тащить сюда девушек?

В это время Вальтер увидел показавшегося из-за деревьев Мартина. Он и второй секундант Винсент подбежали к своему товарищу.

— Знаешь, кто у этого Гейнца Шутцбара папаша? — спросил Вальтер, пожимая руку друга. — Какая-то шишка в полиции. Чуть ли не оберст!

— Плевать.

— А его дядя — группенфюрер штурмабтайлюнга.

— И снова плевать! — Мартин украдкой разглядывал собравшихся, ища своего противника. — А что, уже принято приглашать дам?

Винсент сделал успокаивающий жест и крикнул рыжему:

— Эй ты! Забирай своих баб и проваливай. При них поединок не состоится.

Его поддержало несколько голосов. Рыжий пошептался с девушками, и те, сделав обиженный вид, ушли за деревья.

Через несколько минут подошел Гейнц. Секунданты подвели соперников друг к другу и заставили пожать руки.

— Как насчет того, чтобы уладить дело миром? — спросил товарищ Гейнца,

— Если господин Шутцбар извинится при всех присутствующих, то я не против, — твердым голосом сказал Мартин.

— В чем же я должен, по-вашему, извиниться?

В голосе Гейнца не было вчерашней уверенности. Увидев висевшие на ветке три тяжелых сабли, внутренне он был готов десять раз попросить прощения у этого зануды, да еще напоить его пивом. Но это означало не только стать предметом студенческих пересудов и насмешек, но также низко пасть в глазах собственного дяди, штурмовика со стажем, героя Мюнхенского восстания. Нет, спасовать перед «клистирной трубкой» он не мог. Мартин же еще по дороге сюда твердо решил не идти ни на какие уступки. Внутренне он даже не хотел, чтобы его враг принес извинения, хотя и не чувствовал к нему никакой личной неприязни. Поединок должен состояться. По-настоящему. Он не собирается быть участником фарса.

— Не будем терять времени, — Мартин посмотрел на секундантов противника, — несите оружие. Я хочу еще успеть на первую лекцию.

Увидев, что секунданты обнажают сабли и сравнивают длину клинков, стоявшая поодаль публика смолкла. Рыжий хотел было подойти к соперникам с каким-то очередным замечанием, но его отогнали.